— Джона! — завопила она, пустившись бежать.

Уилл бросился за ней и едва не сбил с ног у самой двери в мастерскую. Заглянув внутрь, он увидел, что Джона пытается двигать по полу тяжелый ящик. Он трудился изо всех сил, не об­ращая внимания на их внезапное появление.

— Что ты делаешь? — вскрикнула Ронни. — И когда успел сюда прийти?

Джона, громко пыхтя, продолжал толкать ящик. 

— Джона!!!

Наконец-то ее крики достигли своей цели. Повернувшись к Уиллу и сестре, он удивленно вскинул брови.

— Я не могу дотянуться до него! Роста не хватает! — пояснил он со слезами.

— До чего ты не можешь дотянуться? — допрашивала Рон­ни. — Господи, да у тебя кровь!

Уилл заметил порванные джинсы и кровь на коленке маль­чика. Тот, одолеваемый собственными демонами, усердно тол­кал ящик, угол которого врезался в одну из полок. Полубелка-полурыба свалилась сверху прямо на голову Джоны. Лицо маль­чика было красным и напряженным.

— Убирайся! Я сам все сделаю! Ты мне не нужна! — завопил он и снова взялся за ящик, но тот застрял под полкой.

Ронни попыталась помочь Джоне, но он ее оттолкнул. Те­перь Уилл видел, что по щекам мальчика текут слезы.

— Я велел тебе убраться! — продолжал кричать он. — Папа хочет, чтобы я закончил витраж! Мы его делали целое лето!

Слова прерывались испуганными всхлипами.

— Вот что мы делали! А вам только черепахи были важны! Зато я был с папой каждый день! А теперь не могу дотянуться до средней части! Коротышка несчастный! Но мне нужно закон­чить его, потому что, если закончу, папе, может быть, станет луч­ше! Должно стать лучше! Я попробовал встать на стул, но он сло­мался, и я упал на стекло и разозлился, а потом решил подвинуть ящик, только он слишком тяжелый...

К этому времени он едва ворочал языком, потом неожидан­но пошатнулся и упал на пол, обхватил руками колени, опустил голову и зарыдал с новой силой. Плечи его тряслись. 

Ронни уселась рядом, обняла его и притянула к себе. Джона продолжал плакать. Слезы подступили к глазам Уилла. Он здесь лишний. Это понятно.

Но все же он оставался, пока Ронни обнимала брата и пла­кала, не пытаясь успокоить его или заверить, что все будет хорошо. Только молча обнимала его, пока рыдания не стали стихать. Наконец он взглянул на сестру. Глаза за стеклами очков были красными, лицо распухло от слез.

И тут Ронни заговорила так тихо, что Уилл едва ее слышал:

— Не можем мы на минуту зайти в дом? Я хочу посмотреть порез на твоей ноге.

Голос Джоны все еще дрожал.

— Как насчет витража? Его нужно закончить.

Взгляды Ронни и Уилла встретились.

— Мы можем помочь? — коротко спросила она.

Джона покачал головой:

— Вы не умеете.

— Ты нам покажешь.

Когда Ронни обработала ногу Джоны и залепила порез плас­тырем, мальчик повел их в мастерскую.

Витраж был почти готов, все вытравленные детали лиц и одежды закончены, и арматурные стержни были на месте. Оста­валось только добавить сотни кусочков сложной формы, чтобы изобразить небесный свет.

Джона показал Уиллу, как резать свинцовые полоски, и на­учил Ронни паять. Сам он резал стекло, как делал все лето, и вставлял в свинцовые полосы, прежде чем освободить место для Ронни, которая прилаживала кусочки на место. 

В мастерской было душно и тесно, но они сумели найти оп­ределенный ритм. В обед Уилл побежал за бургерами и салатом для Ронни. Они устроили короткий перерыв, поели и снова взя­лись за работу. Днем Ронни успела три раза позвонить в больни­цу, но ей отвечали, что отец либо сдает анализы, либо спит, но пока что все в порядке. К вечеру они закончили почти половину работы. Руки Джоны стали уставать, и они снова поели, прежде чем перенести из гостиной несколько ламп для дополнительно­го освещения.

Стало совсем темно, и Джона принялсянеудержимо зевать. Они перешли в дом, чтобы немного передохнуть, и Джона поч­ти сразу же заснул. Уилл перенес его в спальню и уложил в кро­вать. К тому времени как он вернулся в гостиную, Ронни уже ра­ботала в мастерской.

Уилл принялся резать стекло: он целый день наблюдал, как Джона это делает, и хотя вначале часто ошибался, все же доволь­но быстро понял, как действовать.

Они работали всю ночь, и к рассвету оба были полумертвы от усталости. Зато на столе лежал готовый витраж. Уилл поня­тия не имел, что скажет Джона, узнав ,что последние штрихи на­несли без него, но Ронни, наверное, сумеет ему объяснить.

— Судя по виду, вы глаз не сомкнули, — сказал кто-то с по­рога.

Обернувшись, Уилл увидел пастора Харриса. Тот опирался на трость. На нем был костюм — возможно, тот, в котором он читал воскресные проповеди, — но Уилл заметилужасные шра­мы на тыльных сторонах ладоней и сразу понял, что они идут вверх по рукам. Вспомнив про пожар и тайну, которую хранил все эти месяцы, Уилл понял, что не сможет смотреть в глаза пас­тору.

— Мы заканчивали витраж, — хрипло пояснила Ронни. –

— Можно посмотреть?

— Конечно, — кивнула она.

Пастор медленно пошел вперед, стуча тростью по доскам пола, и остановился у стола. Любопытство на его лице смени­лось восхищением.

— Невероятно! — выдохнул он. — Еще красивее, чем я пред­ставлял!

— Почти всю работу делали па и Джона ,— призналась Рон­ни. — Мы только помогли ее закончить.

— Твой отец будет так доволен, — улыбнулся священник.

— Как продвигается ремонт церкви? — спросила Ронни. — Па хотел бы увидеть, что витраж стоит на прежнем месте.

— Твои бы слова да Богу в уши, — вздохнул пастор. — Те­перь церковь не так посещаема, как прежде, и прихожан не слиш­ком много. Но я верю, что все образуется.

Судя по обеспокоенному лицу, Ронни гадала, установят ли витраж вовремя, но боялась спросить.

— Кстати, твой па держится! — сообщил пастор. — Скоро его выпишут, но пока что можешь его навестить. Вчера ты не слишком много пропустила. Я почти весь день провел в его па­лате один, пока его обследовали.

— Спасибо за то, что посидели с ним.

— Нет, милая, — покачал головой пастор и снова взглянул на витраж. — Это тебе спасибо.

Пастор пошел к двери. Уилл провожал его глазами, не в силах забыть старческие изуродованные руки.

Какую же работу необходимо было проделать, чтобы заме­нить витраж! Но она была бы не нужна, если бы церковь не сго­рела! А ведь отец Ронни может не дожить до того дня, когда вит­раж установят.

Ронни была погружена в собственные мысли, но Уилл ощу­щал, как внутри у него что-то рушится подобно карточному до­мику.

— Мне нужно что-то сказать тебе, — выдохнул он.

Они сидели на дюне, и Уилл рассказывал все, с самого на­чала. Ронни недоуменно нахмурилась.

— Хочешь сказать, что это Скотт поджег церковь? И ты все это время его покрывал? Лгал всем, чтобы спасти его от тюрь­мы? — ошеломленно спрашивала она.

— Все не так, — покачал головой Уилл .— Я же сказал: это был несчастный случай.

— Не имеет значения. Он в любом случае должен нести от­ветственность за содеянное.

— Знаю. Я говорил ему, что нужно идти в полицию.

— А если он не пойдет? Собираешься покрывать его всю жизнь? Позволишь Маркусу вечно шантажировать тебя? Так не годится.

— Но он мой друг.

Ронни порывисто вскочила:

— Пастор едва не погиб в огне! Несколько недель провел в больнице! Знаешь, как болезненны ожоги? Спроси у Блейз, ка­ково это! А церковь... У пастора не хватает денег, чтобы ее отре­монтировать, а теперь па никогда не увидит витраж на его закон­ном месте! 

Уилл тряхнул головой, стараясьсохранять спокойствие. Он видел, что Ронни на пределе: болезнь отца, его отъезд, грядущее заседание суда...

— Знаю, это скверно, — тихо сказал он, — и я чувствую себя виноватым. Не могу передать, сколько раз я хотел пойти в поли­цию!

— И что? — взвилась Ронни. — Это ничего не значит! Разве ты не слышал, как я рассказывала, что на суде призналась во всем, что сделала? Потому что стыдилась своих поступков! Прав­да чего-то стоит, только когда имеешь силу воли признать свою вину. Неужели не понимаешь? Церковь была жизнью пастора Харриса! А теперь ее нет, и страховка не покрывает ущерб, и они пытаются проводить службы на складе...